– Она хочет уйти, ты слышал? – хохотнул Барсик, ввинчиваясь в комнату. Голем слегка нахмурился, но при этом оскал – улыбка мертвой головы – остался на прежнем месте. До сих пор он не произнес ни слова, но его намерения и так были яснее ясного.
– Не дури, детка, скидывай портки и майку. Или тебе помочь? – ласково промурлыкал Барсик.
В отличие от своего коллеги он казался приторно слащавым. Но Анна не попалась на удочку. Судя по змеиному взгляду типа, он не так давно выполз из-под коряги, в смысле – из-под колоды. Этот взгляд нервировал Аню сильнее всего: в нем было что-то нечеловеческое, змеиное.
– А ты брысь отсюда, пока не попала под горячую руку, – зашипел Барсик на голую блондинку, которая с интересом наблюдала за происходящим.
Судя по тому, как резво после этих слов девица впрыгнула в свое платье и испарилась из комнаты, стало ясно, что она расслышала в тоне Барсика нечто такое, что пока не дошло до самой Ани. Возможно, она знала, что парочка шутить не намерена, и имела представление о последствиях малейшего неповиновения. Дело было дрянь.
– Что там у вас происходит? – донеслось из приоткрытой двери.
– Все в порядке, Рудольф Константинович! – подобострастно откликнулся Барсик. – Раздень ее, быстро, – прошипел он Голему и исчез за дверью.
«Гиршман – в соседней комнате?» – удивилась Анна. Это ее настолько озадачило, что она пропустила момент, когда Голем, неслышно подобравшись почти вплотную, приготовился сграбастать ее своими ручищами. Она взвизгнула и отскочила.
– Не надо. Я сама! – вдруг выпалила она. – Ты что, будешь смотреть на меня?
Голем кивнул.
– Ну уж нет. Отвернись.
Тот пожал плечами и мотнул головой, выражая свое несогласие.
– Могу закрыть глаза, – предложил он, и Анна впервые услышала его голос.
Лучше бы он молчал. Его голос был еще хуже внешности: очень низкий (даже не бас) и какой-то неестественный, словно созданный на синтезаторе. Анна кивнула, соглашаясь на его великодушное предложение, – а вы бы на ее месте посмели отказать такому монстру? – и Голем зажмурился. Этого она и добивалась. Изо всех сил лягнув верзилу, Анна попыталась проскочить к двери, но он оказался куда более ловким, чем ей представлялось вначале. Он перехватил ее возле спасительного выхода, боли от удара он, казалось, даже не почувствовал. Анна пыталась еще раз лягнуть своего обидчика, но ее ноги дрыгались уже в пустоте, даже не касаясь пола. Зажав девушку под мышкой, он ловко сдернул с нее одежду, как будто снял шкурку с банана, и уже голую притащил в соседнюю комнату, где поставил прямо напротив кожаного дивана, на котором развалившись сидел Гиршман.
Анна видела Пивную бочку всего один раз, и то по телевизору. Теперь же он сидел так близко от нее, что она с трудом подавила желание заехать ему пяткой по лбу. Ее доходящие до талии, растрепанные волосы рассыпались по плечам, создавая некоторое подобие защиты от нескромных взглядов, но все равно она чувствовала себя отвратительно. Ничего не говоря, Гиршман с любопытством разглядывал ее обнаженное тело, как выставленную на аукционе диковину. Причем по его взгляду было ясно, что начальная цена ей – пятьдесят копеек. Прекрасно сложенный, несмотря на не слишком высокий рост, с блестящей гривой иссиня-черных волос, в белой шелковой рубашке, черных узких брюках и лаковых мокасинах, Гиршман больше всего напоминал этакого плейбоя из преисподней. Насмешливо поблескивая черными глазами и поводя хищным орлиным носом, он неторопливо проговорил, как бы рассуждая сам с собой:
– Прекрасные волосы, отличное тело, вот только бледная она какая-то, ты не находишь? – Вопрос был обращен к Барсику.
Барсик склонился над ним и торопливо зашептал что-то, захлебываясь от усердия. Анна смогла разобрать только слово «солярий». Господи, они обсуждают ее, словно лежащий на прилавке кусок вырезки для супа! Она затравленно покосилась на Голема, тот поймал ее взгляд, ухмыльнулся, и ей сразу расхотелось думать о побеге. Она пыталась убедить себя, что ничего особенного не происходит и что вообще сегодняшние смотрины – единственный способ добраться до проклятущего ковра, следовательно, это ее долг. Совершенно верно – ее долг! Но унизить себя она не позволит, хотя сохранить достоинство, стоя в чем мать родила, довольно затруднительно.
Она вдруг разозлилась. На себя, на этих извращенцев, на Кирилла, намеки которого стали ей понятны только теперь. Она жалела о всех несъеденных пирожных с толстым слоем жирного крема, ибо сейчас предпочла бы иметь рубенсовские формы, прыщавую кожу и бритую голову – все что угодно, лишь бы ее отпустили отсюда. Конечно, она хотела попасть в дом, но не таким же способом! Увы, ей не осталось ничего другого, кроме как сделать вид, что все нормально, и постараться выглядеть при этом раскованно. Она расправила плечи, вздернула подбородок, с вызовом глядя на Гиршмана. Тот сразу заметил перемену и хмыкнул.
– Кажется, я ошибался, – ослепительно улыбнувшись, проговорил он, – поначалу она показалась мне слишком зажатой и бледной, но теперь я вижу, что у нее кожа цвета свежих сливок, а не спитого молока. Это большая редкость при ее цвете волос. Пожалуй, она – именно то, что нам нужно. Решено. Мы берем ее. Голем, проводи девушку в ее апартаменты.
Тяжелая рука опустилась ей на плечо. Так и не получив возможности вымолвить хоть слово, Анна покинула комнату в сопровождении молчаливого верзилы. По-прежнему голышом она прошествовала по коридору, уже ничему не удивляясь. Голем распахнул дверь одной из комнат и кивком приказал зайти внутрь. Сам он входить не стал.