Теперь леденящий душу звук раздавался как будто ближе, не так, как в прошлые дни, но гораздо отчетливее, как будто кто-то приближался к дому со стороны леса. Анна попыталась определить, с какой стороны, но шум ветра мешал ей сориентироваться. Зябко поеживаясь, она слезла с кровати, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу, вглядываясь в темноту ночи. Она никого не увидела. Да и сам вой смолк, как будто нарочно. Она подождала еще несколько минут. Теперь в ее голову лезла не просто чушь, а форменный бред: ей стало казаться, что выла не убитая волчица, а ее дух, поэтому вой и казался настолько тихим и призрачным, хотя злобы в нем и не убавилось. Даже наоборот, никогда еще он не был таким свирепым.
Открыв глаза, Аня никак не могла сообразить, который час. За окном – серая мгла, но спать совсем не хотелось. Она взглянула на часы. Ничего себе: половина девятого. Никто не пришел разбудить ее, чтобы выпроводить на тренировку. О девушках-лошадках попросту забыли.
Комната Анны располагалась недалеко от главного входа. Она услышала голоса и шум машин, доносящиеся со двора, и торопливо подбежала к окну, чтобы посмотреть, в чем дело. Перед домом стоял роскошный катафалк, в который как раз в это время заносили шикарные венки из живых цветов. Домочадцы с печальными лицами стояли небольшой кучкой, негромко переговариваясь. Женщины были в темных платках, некоторые из них вытирали слезы. Анна успела заметить, что Лены среди них нет. Похороны маленького Сашеньки были назначены на сегодняшнее утро. Мрачная церемония шла своим чередом. Как ни странно, это принесло Ане облегчение, так как означало, что больше ничего не случилось и прачка на сей раз обозналась. А может быть, обозналась Аня, ведь она так и не осмелилась взглянуть на плакальщицу. Теперь ей казалось, что она приняла за плач завывание ветра.
Одевшись, Аня некоторое время бродила по комнате. Как и остальным девушкам, ей не хотелось лишний раз попадаться на глаза хозяину. Она дождалась, когда маленький, обтянутый атласом гробик внесут в катафалк. За ним последовали родители, одетые во все черное. Множество людей погрузились в автобусы, и процессия выехала за ворота, сопровождаемая траурной музыкой. Помня о случайно подслушанном вчера разговоре, Аня все время пыталась заглянуть в глаза Джалы, ругая себя за излишнюю подозрительность. Но потерпела неудачу, так как лицо хозяйки скрывала густая черная вуаль.
После того как охранник закрыл и запер ворота, стало тихо. Так тихо, что Анне почудилось, будто она разом оглохла. Двор, обычно наполненный разнообразными звуками, словно вымер. Анна поняла, что практически все отправились на похороны. Еще вчера Женя обронила, что поминки будут не дома, а в ресторане. Это означало, что у Анны появилась исключительная возможность осмотреть дом практически без свидетелей. Ее мучала совесть из-за того, что ей придется воспользоваться чужим горем для своих замыслов, но что ей оставалось делать? Она должна выполнить задание, иначе для чего она торчит здесь, терпя унижения и постоянно трясясь от страха. Кроме того, после похорон их всех наверняка выставят вон, после чего Аня прямиком отправится в тюрьму и потеряет Ники навсегда. Ей дадут большой срок, и выйдет она – если вообще сможет пережить заключение – через много лет, когда Ники забудет ее, а если и не забудет, то не сможет простить, что она оставила его одного тогда, когда нужна была больше всего. Нет, она не может этого допустить! Она украдет ковер, стерпит унижения, убьет, но не бросит своего мальчика.
Исполненная решимости, Анна отправилась на улицу, но не к дому, а к будке охранника. Прежде чем начать свою безумную вылазку, ей хотелось выяснить одно обстоятельство.
Охранник немного удивился, когда Анна возникла на пороге его будки. Парень очень походил на гостя ток-шоу под названием «Сорок минут кошмаров», которое крутят по выходным далеко за полночь. Он не успел спрятать бутылку с пивом и теперь сердито хмурил брови, разглядывая не вовремя пожаловавшую гостью. Анна улыбнулась как можно приветливее, убеждая себя, что парень совсем не так плох, как выглядит на первый взгляд. Излишне говорить, что улыбка у нее получилась натянутой, хотя она и очень старалась.
– Привет. Можно к тебе на минутку? – спросила Аня.
– Чего надо? – довольно грубо спросил ее парень.
– Да ничего. Спросить хотела.
– Спрашивай быстрее и проваливай. И чего вас только не разогнали… – пробормотал он.
Анна едва удержалась, чтобы не ответить, мол, не его собачье дело, но смолчала. Ей сейчас ссора ни к чему.
– Прости, что помешала, но мне очень нужна Лена, няня ребенка Гиршманов. Ты не видел ее?
Поговорить с Леной Анна решила в самую последнюю минуту. Девушка говорила прошлой ночью с такой горячностью, что Ане захотелось расспросить ее подробнее. Предположения о виновности Джалы она по-прежнему считала бредовыми, но Лена, постоянно находившаяся рядом с мальчиком, могла видеть что-то необычное. Хотя версия, что волчица совершила свое черное дело по собственной инициативе, все еще оставалась наиболее правдоподобной.
– Выперли твою Лену, – злорадно откликнулся охранник. – Вчера еще. И правильно сделали. Я бы ее за такую «работу» еще и в милицию сдал, а они отпустили на все четыре стороны, да еще денег небось дали.
– Значит, она вчера уехала? – переспросила Анна, чувствуя разочарование.
– Почему уехала? Пешком ушла. С чемоданом. Еле волокла. Я ее специально обшмонал, думал, сперла что-то у хозяев. Но не повезло, одно тряпье дешевое. Пришлось отпустить.
Анна поспешила покинуть неприятного типа, предоставив ему возможность наливаться пивом дальше. Этот моральный и физический урод, который, судя по лексикону, побывал в местах не столь отдаленных, только не ясно, по какой причине – то ли работал, то ли наоборот. Он изображал радение за хозяйское добро, а сам воспользовался первой возможностью, чтобы нарушить инструкцию, которая висела на двери его будки. Первой строчкой в ней значилось: на рабочем месте запрещается пить спиртное. А может, зря она на него наговаривает? Не факт ведь, что парень вообще умеет читать.